a woman's waving shadow
за обедом я протянула руку за газетой, какой-то совсем неизвестной и будто бы случайной на столе. та-дам! это ж мой родненький печатный орган! - но с иной фамилией внизу, вовсе не моей прежней начальницы.
газетка потускнела, однако. словно вместе с редактором из неё ушла и жизнь...
странно защемило внутри. не думала я, что эти несколько моих юных лет, проведённых в обществе более чем самобытной женщины и едва успевших закончиться, оставят такой заметный след.
в начале этого января я решила искать нового. она, болеющая, но всё ещё неутомимая, - тоже.
интересно, а кто-нибудь знает поэта Тамару Гаврилову?
впрочем, это совсем не важно, знает ли кто-нибудь. я знаю - даже три стиха наизусть. три эмоции, со мной разделённых.
Мой голос трудно креп,
газетка потускнела, однако. словно вместе с редактором из неё ушла и жизнь...
странно защемило внутри. не думала я, что эти несколько моих юных лет, проведённых в обществе более чем самобытной женщины и едва успевших закончиться, оставят такой заметный след.
в начале этого января я решила искать нового. она, болеющая, но всё ещё неутомимая, - тоже.
интересно, а кто-нибудь знает поэта Тамару Гаврилову?
впрочем, это совсем не важно, знает ли кто-нибудь. я знаю - даже три стиха наизусть. три эмоции, со мной разделённых.
Мой голос трудно креп,
Тонул в чужих мотивах.
Звучала в нём чужая,
Звучала в нём чужая,
придуманная
власть,
Любовь,
Любовь,
которой знать
ещё не приходилось,
Надуманная боль,
Надуманная боль,
непознанная страсть.
И голос плыл,
И голос плыл,
тускнел
в туманных переливах
Красивых фраз,
Красивых фраз,
искусственной тоске.
...Но я напрасно время торопила -
Всему настал черёд в моей судьбе.
Мудреть не грех.
...Но я напрасно время торопила -
Всему настал черёд в моей судьбе.
Мудреть не грех.
Да. Болью обжигало.
И груз химер
И груз химер
теснил
и ранил грудь.
И вот теперь,
И вот теперь,
когда мне больно стало,
Есть в голосе
Есть в голосе
и искренность,
и суть.
я хотела бы - очень - сказать то же. но не умею сказать - так.
да и надо ли? этот стих явился миру за шесть лет до того, как впервые раздался мой младенческий плач.
в общем, стихи писать я бросила даже раньше, чем работать в газете. а она, редактор, однажды безошибочно указала все мои почти талантливые восемь поэтических строк. на том и порешили.
что бы ни было - мелкие обиды, недовольство - я всё равно благодарю судьбу, что когда-то (а если быть точной, то пять с половиной лет назад) она свела меня с этим человеком.
надо... надо как-нибудь туда зайти, в эту тесную комнатку с безвкусными картинками на стенах. пока они ещё есть - комнатка, картинки, дребезжащий компьютер и такая родная Т.И.
я хотела бы - очень - сказать то же. но не умею сказать - так.
да и надо ли? этот стих явился миру за шесть лет до того, как впервые раздался мой младенческий плач.
в общем, стихи писать я бросила даже раньше, чем работать в газете. а она, редактор, однажды безошибочно указала все мои почти талантливые восемь поэтических строк. на том и порешили.
что бы ни было - мелкие обиды, недовольство - я всё равно благодарю судьбу, что когда-то (а если быть точной, то пять с половиной лет назад) она свела меня с этим человеком.
надо... надо как-нибудь туда зайти, в эту тесную комнатку с безвкусными картинками на стенах. пока они ещё есть - комнатка, картинки, дребезжащий компьютер и такая родная Т.И.